ДЕТИ ВОЙНЫ

Весной нынешнего года, в победном мае, в молодёжный клуб «Благовестник», что при храме Иоанна Предтечи, приходили уважаемые гости - члены общества «Блокадник». На детство этих людей пришлась блокада их родного Ленинграда. Потом Дорога жизни привела их в Сибирь. Среди них был и Владимир Тойвович ТОЛПА. Ученица школы православной миссионерской журналистики Ксения ДЯДЕЛО поговорила с Владимиром Тойвовичем о тех событиях. Это её первое в жизни интервью.

- Владимир Тойвович, на той майской встрече вы рассказывали о селе Кобона, куда в войну вывозили блокадников и где вы побывали уже в мирные годы. Это очень значимое для вас место?

– Да. Небольшое селение Кобона стоит 100 километрах от Санкт-Петербурга на берегу старого Ладожского канала. А существует оно аж с XVI века. Сейчас там исторический музей. В том месте, где Дорога жизни выходила на берег, установлен памятник – грузовик-полуторка времён войны. В первом зале музея показывают фильмы о блокаде Ленинграда. Скамейки в этом зале сделаны в виде кузовов «полуторок», на которых вывозили по Дороге жизни блокадников. А второй зал создаёт атмосферу эвакуации, в нём – вещи людей, которые были эвакуированы из Ленинграда.

– А как эти вещи оказались в музее?

– Не все выехали и спаслись на Дороге жизни. Случалось так, что часть семьи отправлялась на одном грузовике, он вмещал ровно 40 человек, а остальные – на следующем. И бывало, прямо на глазах тех, что следом едут, уходили под лед машины, люди, родные… Как было все это видеть?! Ведь ничем помочь не могли! А сколько ленинградцев погибло под снарядами прямо на Дороге жизни! Останавливаться нельзя. Утром работали похоронные команды…

Недалеко от музея находится ремонтная мастерская. В ней восстанавливают то, что достают со дна Ладожского озера: машины ГАЗ-АА, ЗИС-5, большой баркас, на котором в летний период эвакуировали людей, фрагмент паровоза, пушку 45-го калибра, зенитку... Планируют достать танк и самолёт. Руководит этими всеми этими работами Сергей Владимирович Марков. Я рад тому, что мне довелось встретиться с таким замечательным человеком. Он занялся этим в память о родителях, которые погибли в блокаде.

Кобона была основным пунктом переправы. Но еще эвакуировали в деревню Лаврово и в посёлок Новая Ладога, где был сооружен целый дорожный комплекс из 60 дорог. Там дороги и по льду, и по суше были объединены в единый узел. Если одну дорогу бомбили, то продвигались по другой. Самым длинным был путь к Новой Ладоге – 120 км, а самый короткий в Кобоне - 30 км.

Во время войны, прямо надо льдом на сваях прокладывали и железную дорогу. Но из 30 запланированных километров проложили только половину. Блокаду в 1943 году уже снял и те 15 километров рельсов разобрали и проложили по суше. Эта дорога называлась второй Дорогой жизни. Кобона считалась столицей Дороги жизни, потому что в ней находились все технические службы. А поселковая церковь святителя Николая Чудотворца использовалась в войну как убежище для беженцев. Церковь восстановлена. На её освящение приезжали члены царской семьи из Зарубежной православной церкви. Её стены святы для меня вдвойне.

– А у вас лично остались хоть какие-нибудь воспоминания с того времени?

– Немного. Помню, как нас из Ленинграда на грузовиках эвакуировали. Помню, что я у матери на коленях сидел. А взрослые сидели на не строганных досках, которые были специально поставлены от борта до борта, как скамеечки... Нас вывозили в начале весны, но температура доходила до минус 40. А так как климат влажный, было вдвойне холодней.

Бывали на Дороге жизни и такие случаи: регулировщика вовремя не сменяли, а когда через сутки или двое приезжали, он стоял на своем посту, но уже мёртвый и замёрзший, как ледяная статуя, указывающая направление движения. Были случаи, когда маленькие дети выпадали из машин, а так как останавливаться было запрещено, дети замерзали. У водителя был приказ: не закрывать двери, чтоб в случае, если машина провалится под лёд, успеть выпрыгнуть из кабины.

– А чем ваши мама и папа занимались в мирное время?

– Мама работала в колхозе, а папа был его председателем. Жили мы в посёлке около Ленинграда. Линия фронта проходила в 800 метрах от нашего дома. Наш дом разбомбили. И выезжали мы Дорогой жизни уже из Ленинграда. По железной дороге в эшелонах довезли нас до Иркутской области, высадили на берег Лены, и жили мы около костров, никаких помещений поначалу не было. Я с голода съел много каши из гнилых колосьев и заболел. И тогда мама пошла в ближайший посёлок просить милостыню. На улице потеряла сознание. Оказалось, что она заболела тифом, и её забрали в больницу. А меня отдали в детдом. Но оттуда меня вскоре забрали родственники, которые ехали в следующем эшелоне. Что поразительно: о том, что я был в детдоме, они узнали из случайного разговора. А где моя мама, не смогли узнать. И поехали мы в в посёлок Быков Мыс Иркутской области.

Через два месяца мать вышла из больницы. Меня не нашла, и ничего не смогла узнать о моей судьбе. Лишь то, что на реке Лене стоит баржа, а на ней работает сестра мужа. Добралась она на этой барже до порта Тикси, а уже оттуда до одного из посёлков в Якутии, там и остановилась. Через два года в этот посёлок приезжает семья из Быкова Мыса, и от них мама узнаёт, где я нахожусь! За это время ей пришла похоронка о том, что мой отец погиб, она вышла замуж за русского и забрала меня. Так мы нашли друг друга.

– О вашей семье можно сериал снимать, настолько все трагично, необычно и в то же время со счастливыми встречами после разлуки.

– Вот такая встреча была у меня с отцом! Оказалось, он не погиб. Из-за военного конфликта с Финляндией и чьёго-то доноса он попал в разряд «врагов народа», тогда на финнов были гонения. В войну трудился на оборонительных сооружениях, остался жив. И встретились мы с ним только через 15 лет.

Я поехал поступать в военно-морское училище. Оказавшись на развилке Ленинград - Петрозаводск, решил свернуть к отцу. Он жил в 70 километрах от Петрозаводска. А в училище так и не поступил.

– Владимир Тойвович, столько раз вы были на грани гибели, но выжили и образование получили, пусть не в морском, в другом военизированном училище. Благодаря чему?

– Думаю, что выжить мне в блокаду помогла сильная любовь между родителями и трепетная родительская любовь к детям. И ещё то, что отношения между людьми в войну и после войны были удивительные: они, пройдя через испытания, стали намного добрее, порядочнее. Ну и конечно любовь к жизни.

– Это дивный дар свыше. Владимир Тойвович, а как получилось, что вы стали помогать православной церкви? И связывает ли вас что-либо с храмом Иоанна Предтечи?

– Жена моя очень любит этот храм. Мы пережили большое горе, когда невольно задумаешься о том, что есть не только земная жизнь, но и жизнь вечная. Так получилось, что я был в дружеских отношениях со священниками, чем мог, помогал. А моя первая моя встреча со священнослужителем была в далекие годы в Сергиевом Посаде. Тогда я ещё молодым комсомольцем был, атеистом. Но увидев священника, решил поговорить с ним. Проговорили минут сорок и с тех пор я стал задумываться о православии. Заронил он зерно веры. А храм Иоанна Предтечи один из самых красивых в Красноярске. Считайте, в родном моём городе: через два года будет 60 лет, как я живу здесь.

– И все-таки не забыта Дорога жизни, блокадники и в Красноярске нашли друг друга и создали своё общество.

– Когда мы начинали, нас было 1500 человек, а сейчас осталось 300. Не смотря на то, что с возрастом одолевают болезни, мы обязательно встречаемся два раза в год: в день начала блокады – 8 сентября и в день полного снятия блокады – 27 января. Скоро – встреча...
Владимир Тойвович часто приходит к памятнику «Детям войны», который еще называют и памятником детям-блокадникам. Это – незаживающая рана не только в его сердце, но и в сердце России.